Михаил САФРОНОВ, актер, телеведущий: ЛИЦО ГОРОДА БЕЗНАДЕЖНО ИЗРАНЕНО
Пешеходов всегда пропускаю
Встречаемся у alma mater нашего героя — прославленного театрального училища имени Щепкина. Миша долго колесит поблизости, тщетно пытаясь узреть среди плотных рядов наспех припаркованных у обочины машин хоть какой-то просвет. Но где там! Все места по Неглинной давно «забронированы» — обычная, намозолившая глаза вполне типичная для современного центра картина. Так что прогулку сразу начинаем с проблемы.
— Наверное, это выгодно кому-то очень… Вместо того, чтобы обратиться к проверенному опыту мегаполисов, столкнувшихся с подобной проблемой много лет назад и давно её решивших, затеять очередную громкую стройку и под шум стройтехники и прессы «осваивать» бюджет, превышающий затраты на строительство тоннеля под Ла-Маншем.Что, казалось бы, сложного в наведении и поддержании порядка парковки в центре путем установки знаков, спецразметки, камер видеонаблюдения, увеличения штрафов и введения института парковочной инспекции? Тем более сейчас, когда фото- и видеофиксация правонарушения стала-таки его доказательством. Но… На этот раз, я уверен, у нас и верхи, и низы могут, но почему-то не хотят. Дорожная сеть города стала тропой войны, на которую ежедневно выходят сотни тысяч чингачгуков, джигитов и прочих «рыцарей» на чугунных конях, ведущих непримиримую войну друг с другом. А несчастным безлошадным пейзанам вообще лучше на этой тропе не появляться, даже на своей законной «зебре». Большинство «конных» их даже за людей не считают…
— А вы, значит, не такой?
— Я никогда не отличался особой филантропией, но пешехода на зебре всегда пропущу, кем бы он ни был. И по тротуару не поеду. Думаю, это идет, прежде всего, от уважения к себе. И потом, когда жить, не соблюдая правила и законы, становится нормой, так интересно плыть против течения, быть не как все! (Смеется.)
— Ах, если бы все исповедовали такую философию. Но давайте все же сменим тему. Мы ведь с вами неслучайно в этом месте встретились…
— Кажется, я здесь учился (смеется). Понемногу. Чему-нибудь и кое-как! Сейчас с трудом себе представляю, сколько надо было иметь здоровой наглости, чтобы прийти сюда и заявить, что есть такой артист! Видимо, это бесшабашная, почти детская непосредственность (от «не посредственность»), и сразила комиссию. Не сразу. Достучаться до небес получилось только на второй год осады. Потом четыре года терпели, а я боролся за выживание. Еще через двенадцать лет поняли, что терпели не зря.
Благословение Коршунова
День вступительного экзамена Миша помнит до сих пор. По закону жанра, конкурс в «Щепку» и школу-студию МХАТ проходил практически одно -временно. И надо ж было такому случиться, что это злополучное утро украло у абитуриента Сафронова один драгоценный час. Так бывает: ты думаешь, что еще десять, а стрелка часов меж тем каким-то фантастическим образом приближается к одиннадцати. Когда выяснилось, что экзамен во МХАТе идет уже 45 минут, он сломя голову побежал на Неглинную, в Щепкинское. Благо, недалеко. Кое-как отчитал, особо не надеясь на победу, — и опять в Камергерский. Учиться наш герой предполагал только здесь, в мастерской Льва Дурова.
Ему все-таки удалось заскочить на подножку уходящего по расписанию МХАТовского поезда, но удержаться не получилось. Демонстрировать свой талант пришлось впопыхах, уже в последней пятерке поступающих. На строгих театральных мэтров подобная спешка впечатления не произвела. А вот в «Щепку» Сафронова зачислили. Хотя изначально шел туда только для подстраховки.
— Мне очень повезло с мастером курса, — признается Миша. — Виктор Иванович Коршунов — театральный Макаренко. Трудно передать словами то Уважение, Восхищение, Благодарность и Любовь, которые я к нему питаю. И не я один! За более чем пятидесятилетнюю педагогическую практику из его гнезда выпорхнул не один десяток артистов с печатью Мастера. Кстати, те, что были в самом начале, заложили уникальную традицию, неукоснительно соблюдающуюся до сих пор: каждый год, 7 сентября, все коршуновцы отмечают День курса. Если есть возможность, приезжают на Неглинку.
На плечи нынешних студентов ложится ответственность за подготовку программы и «стола» для гостей. Поддерживают традицию и южнокорейские воспитанники Виктора Ивановича. Правда, в программу их обучения, по-видимому, не входит курс русского юмора и тонкостей театральных «капустников». Вот и приходится порой мучительно терпеть долгие экзистенциальные действа на тему «Как тоскливо я пробудился в своей пустой квартире в Сеуле после сна о получении Золотой пальмовой ветви и сел писать на камеру своего корейского мобифона письмо Учителю, но не смог подобрать правильные русские слова…». Причем комичность номера заключается как раз только в подборе этих самых русских слов непривычным корейским языком. Как вариант — двадцатиминутное камлание с национальными барабанами, разрешающееся выкладыванием из свечей огромного сердца в Щепкинском дворике. Не смешно, но трогательно.
У Коршунова есть такой характерный отеческий жест: потрепать или похлопать ученика по щеке. В последнее время все чаще можно наблюдать, как к Виктору Ивановичу за этим «благословением» к концу вечера выстраивается целая очередь. Похоже, подобное осенение становится еще одной доброй традицией.
— Как досуг студенческий был организован?
— А он у нас был?! Только на последнем курсе расслабились. Почувствовали, что Станиславского за шнурок пенсне ухватили, и пошло. Во время одной из вечеринок решили, наконец, переступить через снобский антагонизм с представительницами балетмейстерского факультета ГИТИСа, которые занимали дальний угол нашего здания и с которыми годами в упор друг друга не замечали. Но вместо балерин в том углу обнаружили тайный ход на крышу. По ней перелезли на другую, третью и, в конце концов, добрались до Министерства речного транспорта, крыша которого нависала прямо над Лубянской площадью. Трудно было найти место для тайных досужих студенческих вылазок лучше, чем прямо перед окнами ФСБ! Место для романтических свиданий на закате, поиска булгаковского вдохновения, задушевной дружеской беседы и просто созерцательных слабоалкогольных медитаций. Фантастический вид. Тогда, видимо, я и полюбил Москву сверху. А высокая среда проживания с панорамным остеклением стала чуть ли не самоцелью!
Верните Феликса!
— Кстати, с высоты той крыши очень остро ощущается нехватка Феликса Дзержинского. В смысле памятника. Понятно, что самого туда уже не вернут, но почему бы не завершить композиционно ансамбль площади неким стержневым монументом, к примеру, обелиском. Их ведь в Москве не так много. Пусть это будет символом согласия и мира и посвящено жертвам политических катаклизмов. Именно там он был бы более чем уместен. Или восстановить статую Свободы. Сейчас уже мало кто помнит, что была в Москве и такая. Между тем ее изображение до сих пор красуется на ажурной решетке Большого Каменного моста. И хотя Лубянка — не самое удачное для нее место, все ж лучше, чем ничего. Нам вообще на площади, как завершенные гармоничные элементы застройки, не везет. Все больше перепутья, перекрестки и эксплуатируемые стеклянные крыши подземных базаров. Ну разве что Ивановская да Красная. Причем со звездами, Мав-золениным, но без Воскресенских ворот…
Трудно себе представить, сколько может стоить такая агитка, как День города. Давайте один раз сэкономим и приведём в порядок центр. Облагородим странную пыльную трущобу между Моховой и Манежной, дворик между павильоном станции метро «Кузнецкий мост» и Центральным домом работников искусств. Пройдитесь вокруг Кремля! Каток на Васильевском, Огромный забор вокруг Зарядья, за Балчугом не пойми что построили. Ни стиля, ни вкуса. Какое-то засилье пошлости. Слава богу, заморозили строительство «Царёва двора» через реку от Покровского собора! В качестве строительной ямы и то лучше смотрится, чем вышло б в результате. Барма с Постником в гробах бы перевернулись. А дальше по кругу либо развалины, либо ухоженные галереи придворных рисовальщиков…
— Вам не нравится современная архитектура?
— Почему же? Мне очень нравится современная архитектура! Я ничего не имею против небоскребов на Пресне, но почему они все должны быть одного цвета и со сплошным фасадным остеклением?! На другие палитры, гаммы и облицовку фантазии не хватило? Уже сейчас в этой друзе с большим трудом можно угадать оригинальные и очень интересные в замысле формы самих зданий. И уж совсем нелепо в центре Москвы звучит слово «Сити». А недавно в районе «Октябрьской» на глаза попалась надпись: «Gorky Park Tower’s parking». Это про что и для кого?!
Пожалуй, только послевоенная застройка Москвы наиболее гармонична и продумана. Нет этой купеческой разнузданности, мещанского безвкусия. Есть триумфальная державность, торжественная строгость и четкое понимание пропорций и стиля. Кутузовский, Ленинский, Садовое кольцо… Высотки МГУ (если б еще «Донстрой» не вбил в Воробьевы горы свои «гвозди»!) и в Котельниках — уникальные шедевры мирового уровня! Хотя, конечно, даже это лицо Москвы безнадежно изранено кондиционерами, вездесущей (приличия ради пропустил букву «р») рекламой, стихийно застекленными балконами. Попробовал бы кто-нибудь себе позволить нечто подобное, допустим, в Риме!
Монстр по соседству с Киевским вокзалом
— И что же, у вас в столице совсем нет любимых мест?
— Если честно, я не ищу их, так как у меня сейчас просто нет времени ходить по бульварам, шелестеть листвой, вдыхать воздух и любоваться красотами. Москву вижу, в основном, из окна автомобиля. Но, может, это и к лучшему. В таком ракурсе многого не замечаешь. Например, уродливый, на мой взгляд, «Атриум» на Садовом кольце. Была б моя воля, задрапировал бы этого уродца на века, если уж снести невозможно. За компанию монструозный ТЦ «Европейский», чтоб не портил вид на красивое здание Киевского вокзала. А эти «хрустальные» пешеходные мосты! Слезы мешают говорить!
Сегодня, как это ни покажется странным, свою патриархальность Москва затаила в спальной застройке 70-х. Это мое ощущение, возможно, связано с тем, что знакомство с родным городом начиналось именно оттуда. С Выхина, Измайлова… Мне кажется, что там до сих пор хранится дух тех лет, в которые я родился и в которые они были построены.
Гармонию уютных окраин на раздражающий диссонанс разрозненного центра Михаил Сафронов променял осознанно. Ничего не поделаешь: такой ультиматум Москва предъявляет каждому из тех, кто хочет быть успешным и самодостаточным. Хотя сегодня Миша и живет в периферийном Новогирееве, большую часть времени неизменно проводит в местах массового скопления архитектурных монстров и чудовищ. Такая работа.
Метро изучал с кефиром и Чеховым
— Тяжело, наверное, жить в городе, где многое не нравится?
—Ну, никто же не спрашивает нас, как нам дышится воздухом, которым мы привыкли дышать.Если честно, я не очень представляю себя в другом месте, хотя порой хочется сбежать отсюда, уединиться где-нибудь. В деревню, в глушь или в какой-нибудь игрушечный европейский городок, где ничего не останется, кроме как умереть со скуки. Но для этого мне пришлось бы бросить свою работу: она, увы, практически полностью сосредоточена именно здесь, в Москве. А к этому я пока не готов…
— А где же сосредоточена ваша профессиональная Москва?
— Еще в студенчестве я начал работать на «Радио 7». Это было в районе Октябрьского поля. Потом перешел на «Авторадио», которое тогда располагалось в переулке Сивцев Вражек, в особнячке, где, согласно мемориальной табличке, Лев Николаевич Толстой писал отдельные главы «Войны и мира» и там же этот домик упоминал. Затем телевидение. Сперва в Останкине, потом на Мосфильме. Так называемые «локации» в киносъемочный период вообще разбросаны по всему городу и за его пределами. Сегодня павильон на Волгоградке, завтра «мобилка» на Миллионщикова и Песчаной. Один только дом Андрея в «Монтекристо» снимается в трех (!) разных точках Москвы и Подмосковья. Вообще, в Москве трудно найти уголок, куда бы меня по тому или другому поводу, а то и вовсе без оного, не забрасывало. И в отличие от старшего поколения москвичей в нашей семье, я неплохо в городе ориентируюсь. Наверное, в тяжелые времена смог бы запросто работать гидом или таксистом.
Кстати, я и метро неплохо знаю, хотя в последнее время крайне редко им пользуюсь. А ведь был в моей жизни период активного освоения подземки. Я изучал ее, любовался ею. Во всех городах, где бываю, непременно спускаюсь в метро, чтобы лишний раз убедиться, что Московский метрополитен — самый красивый. А когда готовился к вступительным экзаменам, брал с собой томик Чехова, пакет кефира и полбатона, приезжал на какую-нибудь отдаленную станцию, где есть глухой вестибюль, садился там на лавочку и часами читал. При этом родителям говорил, что ухожу на работу…
Архитектурный критик
Мы еще долго колесим по шумному центру, изредка ныряем в безлюдные переулочки, те самые, где гармония еще живет, потом опять выезжаем на оживленные магистрали, утонувшие в вызывающем китче разносортных зданий и построек. Наш «гид» по неправильной Москве меж тем не упускает из виду ничего. Вот этот старенький особнячок с балкончиками — само очарование, но что за странная постройка высится над ним?
— Вам архитектором никогда не хотелось стать? — интересуемся напоследок.
— Я рисовать не умею. А из несостоявшихся художников, говорят, получаются неплохие критики. Четыре года на кафедре искусствоведения мне прививали вкус, понимание формы, чувство меры и ощущение прекрасного… Да, я не восхищаюсь Москвой, я не кричу с каждой колокольни, что живу в лучшем городе мира, я считаю свой город бестолковым, обозленным, порой агрессивным, душным, безвкусным, но кто посмеет обвинить меня в непатриотизме, тот не знает истинного смысла патриотизма! Мне не безразлична судьба и облик Москвы, я искренне желаю, чтобы она стала уютнее, опрятнее, изящней. Чтобы бережнее относилась к своей истории, к своему настоящему и будущему. Чтобы я мог ею по-настоящему гордиться и не испытывать неловкости перед гостями, оттого что их здесь нечем удивить, а перед предками и потомками за то, что не удалось сохранить.
— Это в Москве-то нечем удивить иностранца? Вы, видимо, давно не ходили пешком. Пройдитесь в погожий день по Патриаршему мосту. Вот увидите, даже японцы смотрят на Москву широко раскрытыми от восторга глазами.
Москву с критической точки зрения вместе с Михаилом Сафроновым рассматривали Мария ЕГОРОВА и Александр ОРЕШИН (фото)
